Как пластически передать душу, дух и тело величайшего русского мыслителя, который своим творчеством создал в отечественной философии себе «памятник нерукотворный»? Как в камне или металле выразить, сделать оттиск того необычного интеллекта, который столь противоречиво являл себя людскому взору в бесконечно более пластичном, живом теле самого философа? Какой эпизод из небольшой по времени творческой эволюции предпочесть всем остальным? Какими выразительными средствами лучше всего объяснить феномен Соловьева, до сих пор продолжающего оказывать значительное влияние на русскую культуру? Изобразить его внимательно читающим труды выдающихся философов и богословов? Но этот классик, поражающий современников своей эрудицией, еще более поражает нас объемом им написанного! Сидящим за письменным столом? Но он не был кабинетным мыслителем! Не любил он сидеть за письменным столом, писал быстро, а планы всех своих работ разрабатывал вплоть до мельчайших деталей между делом, которого у него, в общем-то, и не было, а было своего рода «праздношатание». Соловьев по своему образу жизни — странник. Изобразить его пилигримом, бродящим то в окрестностях Каира, то по литературным салонам или трущобам российской столицы? Все эти и многие другие моменты проявления духа, метания тела важны для понимания творчества Соловьева, все эпизоды его жизни характеризуют нам его выдающуюся личность и, в силу своей одинаковой значимости, безусловно требуют эстетического соприсутствия при художественном изображении, подобно клеймам жития на иконах, одновременно повествующих о разновременных деяниях подвизавшейся в стяжании Св.Духа персоны. Тем не менее, от них можно и нужно отказаться, хотя для пластического искусства они являются наиболее удобной точкой опоры. |
Скульптор Евдокимов в своем эскизе памятника русскому философу решил отказаться — в далее оговариваемых мною границах — от тела мыслителя и связанного с ним предметного, тленного мира, отказаться от динамики тела, отказаться настолько, насколько это возможно, чтобы остаться при этом в границах пластики, требующей полноценной объемности выражения внепространственной идеи, требующей трехмерности пространства, благодаря чему в момент созерцания создается необходимая для человеческого разума иллюзия постоянного присутствия вневременного в нашей повседневности, благодаря чему искомое эстетическими средствами метафизическое живописует статику «физического», одухотворяет инертную плоть (неживую материю) — художественный символ некогда живого, физического лица, символизирующего собой целую эпоху в эволюции духа, личности, приблизившей нас к решению самых сложных метафизических проблем.
Отказ от телесности, от тела, от физиологии, от «физики» означает эстетическую редукцию человеческого тела до бюста, а в иных случаях — при подобающем контексте — и до головы. Голова как объект эстетических манипуляций безусловно обладает способностью представлять нам всего человека. Подчеркивая ее выразительность и самодостаточность при решении любых эстетических задач, можно сказать, что она есть тот необходимый минимум телесности, в котором сосредоточен максимум духовности. Василий Ванчугов
(Журнал «Волшебная гора». Москва, 1995, №3) |
