Одна из эволюционных
задач авангарда — показать, что творчеством
может заниматься каждый, придать жизни человечества
в целом более творческий характер в качестве
единственного спасения от глобальных и индивидуальных
проявлений мирового зла.
Выполнение
этой миссии авангардом подразумевает, что школа,
весь накопленный опыт мирового искусства необязательны
не только для любителя, но и для профессионального
художника как лидера этого процесса. Рациональный
исследовательский элемент авангарда оказался
в парадоксальном переплетении с «массовой культурой»,
не подозревающей об эвристическом характере
искусства.
Ритмический,
векторный строй в композиции «большого стиля»
использовался всегда. Этот уровень иерархически-пространственного
мышления был достигнут в искусстве Древнего
Египта, Древней Греции, готики и особенно в
иконе и фреске Древней Руси. Художественный
стиль приобретал эти качества под влиянием глубины
и цельности религиозного мировосприятия событий
реальной жизни. Присутствующий в ней ориентир
проникал в искусство.
Постепенная
секуляризация жизни, плюрализм ценностей и интересов
изменили представление о цельности художественного
произведения и его композиции. Интерес к изображению
предметного мира как откровению, уравнял внимание
художника к главным и второстепенным деталям
картины, и европейское искусство XVI–XIX вв.
заплатило за это утратой иерархического строя
композиции и ее ясностью.
Русский авангард
начала века и художники супрематизма, в частности,
ощутили необходимость возвращения композиции
строя иерархически ориентированных элементов.
Однако дух времени наступающей эпохи состоял
в утрате религиозного благоговения перед богатством
и разнообразием жизни и позволил искусству этих
художников открыть для себя только формальные
приемы подчинения в композиции абстрактно-геометрического
содержания.
Но сам факт
воскрешения принципов композиции высокого стиля
оказался перспективным для современного искусства
в целом. Язык геометрических абстракций быстро
исчерпал свой эмоциональный ресурс, и потенциальные
возможности заново открытого понимания композиции
потребовали нового насыщения, взятого непосредственно
из жизни уже по законам традиционного изобразительного
искусства.
Когда происходит
художественное открытие, в нем участвуют все
душевные и духовные силы художника, и это часто
компенсирует некоторую объективную ограниченность
открытия, которое все же может иметь значение
для индивидуальной творческой эволюции. Однако
при дальнейшем использовании утрачивается самая
ценная составляющая художественного откровения
— творческое дерзание, иногда достигаемое только
после длительного процесса изучения и смирения.
Наиболее важные для искусства эстетические предчувствия
зрителя, связанные именно с творческим дерзанием
художника, остаются без питания. Открытие постепенно
превращается в прием. Но жизнь искусства постоянно
требует от художника творческого дерзания, а
оно всегда драматично и есть жертва.
Интересно проследить,
как решает эту проблему в своей практике авангард
сегодня. С момента своего зарождения и по сей
день творческим нервом авангарда был дух отрицания
— начало, противоположное творческому благоговению
традиционного искусства. Особенно характерен
дух отрицания для крайних методов авангарда,
пользуясь которыми автор вынужден обращаться
ко все более открытой, несублимированной форме
неэстетических переживаний зрителя — насилию,
инстинкту самосохранения и сексу, отрицая, таким
образом, само искусство. Другая крайность авангарда
сегодняшнего дня — интеллектуальная сложность
концептуального искусства — в значительной своей
части также остается за рамками эстетического
переживания и предполагает перемещение интереса
в область ассоциаций сознания в определенном
контексте. И наконец, весь арсенал методов
авангарда концентрируется в акции, прямом жизненном
событии, которое призвано быть символом некоего
создаваемого мифа.
В акции завершается
окончательная «обратная» эволюция авангарда
как ветви изобразительного искусства к своему
синтетическому истоку — человеку, космическому
и духовному явлению.
«Промежуточные»
ступени авангарда заняли в картине современного
искусства каждая свою нишу и продолжают варьировать
некогда найденные изобразительные приемы. Профанация
первых открытий авангарда выступает как его
классическая традиция, которая может удовлетворить
ищущего художника только на стадии обучения.
Новые поколения художников, получая школу авангарда,
привносят в нее свой талант и свою искренность,
и это «просветляет» отдельные примеры их творчества.
Но в целом процесс овладения художественным
языком и принципами авангарда, так же как и
само это искусство, не затрагивает высших духовных
интересов личности. Эти стороны нашего «я» развиваются
изобразительным искусством при соприкосновении
с психологией образа, его просветленностью и
жертвенностью. А у художника — при работе над
передачей этих состояний. Язык авангарда (и
не только он) не имеет средств для их выражения
через средоточие духовного образа — лицо, лик.
Напротив, художник, который достиг такого уровня,
отныне считает его целью своего искусства. Он
может использовать или интерпретировать некоторые
формальные открытия авангарда, положительный
или отрицательный знак которых зависит от контекста
произведения. Но в иерархическом строе работы
они всегда будут иметь вспомогательный характер,
только расширяя сферу бытия и содержание образа.
Подлинное произведение
искусства, как и его прообраз — человек, представляет
собой микрокосм, имеющий определенную иерархию
смыслов, накопленную данной культурой. Для выражения
каждого из этих смыслов используется соответствующий
художественный язык, стилевое своеобразие которого
точно соответствует богатству содержания культуры
в момент его рождения. Опыт всех предшествующих
стилей присутствует в зрелом художественном
произведении так же, как и осмысление идейного
универсума культуры. Элементы художественного
языка авангарда можно обнаружить в каждом произведении
искусства, созданном после эпохи расцвета этого
течения и принадлежащем уже другому времени.
Влияние информации
обрекает искусство на единство художественного
процесса независимо от идейных и стилевых самоопределений
художника.
Авангард, оказывая
влияние, сам также обречен сравнивать свои ценности
с лучшими обретениями традиционного изобразительного
искусства как в прошлом, так и сегодня, из
которых он продолжает черпать свою энергию отрицания.
И здесь школа авангарда неотвратимо вступает
в диалог с традиционным искусством — в душе
самого художника, полноценное развитие которой
подразумевает встречу с духовным опытом на всех
его уровнях.
Валерий Евдокимов
Москва, ноябрь–декабрь 2002 г.
